Премия Рунета-2020
Санкт-Петербург
+7°
Boom metrics
Общество27 января 2020 12:10

По ком плачут русалки. Дневник петербургского реставратора

Специалисты предупреждают, что без срочных мер на федеральном уровне мы рискуем растерять все свое архитектурное наследие
Голову русалки третий год не могут вернуть на место из-за того, что управляющая компания якобы не предоставляет документы по дому. Фото: vk.com/mytndvor

Голову русалки третий год не могут вернуть на место из-за того, что управляющая компания якобы не предоставляет документы по дому. Фото: vk.com/mytndvor

В декабре 2017-го с фасада старинного Дома Николаевых на Садовой отбили голову русалки. Через несколько дней ее прилепили обратно, но незаконно (и некрасиво). В апреле 2018-го голова отвалилась опять и исчезла. В сентябре 2018-го ее нашли и принесли в Смольный. В августе 2019-го оставшиеся русалки заплакали кровавыми слезами о подруге, которая не торопилась возвращаться.

Русалка после самовольной «реставрации».

Русалка после самовольной «реставрации».

Фото: Олег ЗОЛОТО

В январе 2020-го их слезы стали черными – и «Комсомолка» попросила прокомментировать этот архитектурный сериал Александра Кононова – заместителя председателя петербургского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, члена Совета по сохранению культурного наследия при правительстве Петербурга, городского Градостроительного совета и ИКОМОС (Международного совет по сохранению памятников и достопримечательных мест) Петербурга. Далее приводим его речь с небольшими купюрами.

«ЮНЕСКО НЕ ОККУПАЦИОННЫЙ КОРПУС»

В Петербурге примерно 9000 памятников. И это, скорее, плюс, чем минус: это потенциал для развития туризма и экономики. Но потенциал нужно использовать грамотно, ведь это не нефть, которую можно просто качать и получать прибыть: это тонкая индустрия.

Увы, сегодня ситуация такова, что справляться с этим потенциалом нам трудно. Не спасает даже статус объекта всемирного наследия ЮНЕСКО, который имеет исторический центр. ЮНЕСКО не оккупационный корпус, который может нагрянуть в город и запретить стройку: оно может лишь советовать. Реально за все время (с 1990 года, когда исторический центр попал в список ЮНЕСКО. – Прим. ред.) сессия комитета Всемирного наследия рассматривала только строительство «Лахта/Охта Центра». Но Россия, как вы видите, все равно не прислушалась.

Нельзя сказать, что требования ЮНЕСКО действительно серьезно влияют на нашу градостроительную политику. На самом деле российское законодательство жестче. Правда, пока мы очень плохо адаптировали его к международным требованиям. Наглядный пример – тот же исторический центр: по нашим законам, это сложный конгломерат разных объектов культурного наследия, зон охраны, зон охраняемого ландшафта и прочего.

«СНОСЯТ МАССОВО»

В 2001 году в городе появился список так называемых вновь выявленных объектов культурного наследия. Тогда в него включили больше 2000 адресов. До проведения экспертизы и признания (или непризнания) их полноценными памятниками их надлежит охранять. Естественно, чем быстрее пройдет экспертиза и объект попадет в реестр, тем для него лучше.

Задумывалось исследовать объекты в течение нескольких лет. В 2015-2017 темп шел по нарастающей, 100-200 объектов в год. При такой динамике за 10 лет можно было бы управиться. Но за последние пару лет темп упал: в год исследуют с десяток объектов. Это очень мало. При такой скорости нам нужно лет 200. Чем помочь ситуации? Нужны не просто финансы: нужно поправки в федеральное законодательство, которые бы облегчили процедуру для объектов, которые точно попадут в реестр памятников.

Дача Грузенберга.

Дача Грузенберга.

Фото: Олег ЗОЛОТО

Так сложилось, что объекты конца XIX и начала XX века раньше включали в списки по минимуму. Очень мало обращали внимания на промышленную архитектуру, модерн «заметили» только в 90-е, плохо обстоят дела с послереволюционным авангардом. Перекос стали устранять, и это привело к тому, что в нынешний список вновь выявленных попали объекты, в ценности которых уже никто не сомневается. Например, Варшавский вокзал.

Если прикинуть в условных цифрах, то порядка 10 процентов объектов из списка включат в реестр вряд ли, 30 – гарантированно включат, остальные – спорные. При этом почти все объекты достойны того, чтобы попасть хотя бы в низшую категорию памятников – в памятники местного и муниципального значения. Вот только в Петербурге этой категории нет. И это приводит к скандалам.

Дом Циммермана.

Дом Циммермана.

Фото: Артем КИЛЬКИН

Характерный пример – Здание медсанчасти на Одоевского, 10, вокруг которого было сломано много копий. Здание – красивый сталинский ампир, коего в городе много, и есть на порядок более выдающиеся примеры. Но для района оно действительно ценно.

Когда мы спорим о формулировках, то забываем главное: если объект теряет охранный статус, то его на следующий день спокойно снесут и поставят там многоэтажку из стекла и бетона. А сносят массово. За последние 15-20 лет мы потеряли очень много ценных для города объектов, просто, так как мы богатые, на фоне 9000 это не так заметно. Залатать дыры в архитектурной ткани города невозможно: в лучшем случае поставят копию-новодел, и то удачных примеров немного.

«РАССЕЛИТЬ И БРОСИТЬ»

2700 памятников Петербурга – жилые дома. Не нужно этого бояться. Мировой опыт показывает, что дома-памятники приспосабливают к современным требованиям. Ведь и наши дома не раз приспосабливали с каждым новым технологическим витком: проводили центральное отопление, газ, свет. Конечно, приспособление требует вложений, но они быстро окупаются, ведь в историческом центре самые дорогие квартиры и самая дорогая земля.

Но проблема в следующем: у нас абсолютно устаревшие нормативы, единые на всю страну от Калининграда до Магадана. Вот расселяем мы жилое здание, капитально ремонтируем его, а заселить обратно уже не можем: часть окон выходит во двор-колодец и, по нормативам, не обладает достаточной инсоляцией. То, что так живет половина города – и жили бы дальше! – федерального законодателя не волнует. Но если мы не сможем возвращать жилую функцию в отремонтированные дома, то город рискует обзавестись криминальными кварталами, которые пустуют ночами.

Дом Присутственных мест в Ломоносове.

Дом Присутственных мест в Ломоносове.

Фото: Олег ЗОЛОТО

«Золотой треугольник» должен расширяться и постепенно включить весь исторический центр, его периферию, спальные районы. Район на Обводном не должен отличаться от района у Дворцовой. Дополнительным рычагом могу стать богатые компании вроде «Газпрома» и «РЖД», которые, открывая штаб-квартиры, иногда «вытаскивают» целые кварталы.

А потому нужны грамотные налоговые льготы. Они есть во всем мире, но пока почти не работают у нас. Та же программа «Рубль за метр». Чтобы она действительно работала, нужны гораздо более либеральные условия для бизнеса. А пока ты получаешь памятник, пять-семь лет его реставрирует, платишь полную аренду за аварийный объект, и только потом включает «рубль за метр». Нужно быть очень богатым, чтобы позволить себе такую благотворительность. Фактически весь средний и малый бизнес отсечен. На сегодня по программе взяли два объекта, причем в одной случае инвестор сам заявляет, что ему эти Александровские ворота на Пороховых навязали.

Дача Змигродского.

Дача Змигродского.

Фото: Олег ЗОЛОТО

Хуже всего дело с памятниками деревянной архитектуры. Их осталось около 300, и мы теряем их каждый год – в результате пожаров и гниения. Едешь от Хельсинки до Турку – все вокзалы деревянные, все станционные строения сохранились. Едешь по той же ветке у нас – полная разруха.

Лучшее, что пока мы умеем, – расселить и бросить. Из-за этого скоро в Курортном районе не будет дореволюционного деревянного зодчества вообще. В Репине осталась одна-единственная Дача Ридингера, которую бросили безо всякой охраны и только после пожара взяли под контроль. И это еще удачный пример. А сколько неудачных: Дача Змигродского, Дача Важеевской... Когда у здания нет крыши и одной стены, ну, непонятно, чего еще ждать!

«БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ ОСВОИТЬ ДЕНЬГИ»

Реставрационная отрасль ныне в тяжелом состоянии. Школу, унаследованную от СССР, мы за 30 лет растеряли: приезжали вот недавно итальянцы, помогали нам реставрировать Петровские ворота – ну, так мы иногда даже не понимали, что они делают! Да, это одна из лучших мировых реставрационных школ. Но, если бы не эти 30лет, мы были бы не хуже. Вот только у нас закрыты реставрационные НИИ, проданы и обанкрочены под ноль организации-флагманы, разрушены коллективы, создававшиеся десятилетиями и способные выполнять работы любой сложности. Не осталось почти ничего.

На рынок пришли фирмы, заинтересованный, в первую очередь, в прибыли. Качество работ низкое. А, благодаря нашим друзьям из Министерства культуры, отрасль постоянно сотрясают коррупционные скандалы: персоны, курирующие в Минкульте реставрацию, с регулярностью раз в три года отправляются на «посадки». Потому что да, это очень финансово емкая отрасль, государство выделяет на нее огромные деньги. Если бы хоть половина их них доходила до памятников...

Дача Кочкина.

Дача Кочкина.

Фото: Олег ЗОЛОТО

Все стало настолько коммерческим, что вопросы методики и качества неизбежно остаются на втором-третьем плане. Проводит государство тендер, выделяет деньги. Если ты выиграл, ты должен освоить средства и выдать результат в течение, к примеру, года – так уж сформулировано законодательство, хотя уже кто только ни говорил, что реставрационные работы не должны подпадать под эти сроки. Не успел? В следующем году продолжить работы может уже совсем другая организация. Варианта продлить контракт нет. Поэтому все и гонят. Быстрее, быстрее освоить деньги. И сделать хоть что-то.

Иногда это «хоть что-то» совершенно чудовищно. Работаю гастарбайтеры, в лучшем случае, под руководством одного специалиста. На фасадах появляются немыслимые результаты. Как заберут сложную ковку на реставрацию – так ее потом никто не узнает. КГИОП (Комитет по охране памятников Петербурга. – Прим. ред.) пытается контролировать 9000 памятников своими 100 сотрудниками, но не очень успешно.

При этом даже тщательный контроль ничего не гарантирует. Несчастный Дом Бака каждую неделю посещали представители КГИОП, Жилищного комитета, Фонда капремонта. И все равно сразу после ремонта штукатурка обрушилась «из-за намокания». Удивительно: в Петербурге сыро! Кто ж признается, что «просто не умеем работать и все сделали плохо, потому что торопились, а если бы делали по методике, то не только ничего бы не заработали, а еще своих денег доплатили бы за срыв сроков». Ну, кто бы из старых мастеров стал бы пенять на погоду и сами памятники?!

Дача Важеевской.

Дача Важеевской.

Фото: Олег ЗОЛОТО

На самом деле, подрядчикам невыгодно плохо реставрировать. Вернее, они наверняка не ставят перед собой такую задачу. Просто не умеют. Получить лицензию от Минкульта не составляет никакого труда: заплатил деньги – и работай годами. Авторский надзор, технический – все это в руках заказчика. У которого 100 инспекторов на 9000 памятников. В итоге мы получаем, мягко говоря, неидеальный результат, еще и в 16 раз дороже обычной покраски, побелки и штукатурки.

Хотя по ряду объектов работают грамотно. Редко, например, возникают нарекания к реставрации Эрмитажа. Но это штучно. В некоторые объекты – в Дом архитекторов, к примеру, – даже каждый год вкладываются: реставрируют, реставрируют, причем не скажешь, что объект становится лучше. А другие памятники – ну, вы хоть копейку от «знаковых» отщипните!

«СТРАШНЕЕ ПРОКУРАТУРЫ»

Истории Дома Николаевых можно только удивляться. КГИОП должен быть страшнее прокуратуры, а пока у него нет авторитета даже перед управляющими компаниями, то и не будет никакого толку. Штрафы у нас скромные: даже если ты полностью уничтожил памятник, уголовная ответственность на практике не наступает. Нормального механизма изъятия памятников у недобросовестных хозяев тоже нет. Единственный пример изъятия – Дом Слепушкина, но он все равно как стоял заброшенный, так и стоит.

На самом-то деле главное – не чрезвычайная реставрация, а нормальная эксплуатация. Исторический дом ли это, памятник ли – нужно просто поддерживать его состояние. Что касается жилых домов, то никто не требует экспертиз на то, чтобы закрасить граффити в арке.

Дача Кривдиной.

Дача Кривдиной.

Фото: Олег ЗОЛОТО

Другое дело, что целый ряд работ стоило бы упростить по процедуре. КГИОП предложил отказаться от выдачи заданий и согласований по текущему ремонту вообще. Но сначала нужно четко разграничить, где заканчивается ремонт и начинается что-то другое, иначе можно запустить неконтролируемый процесс. Как, например, с мансардами. Приходят люди с документами и просят согласовать два надстроенных этажа, которые уже стоят третий год. Согласовать такие документы, очевидно, невозможно. Но и снести так просто нельзя: этажи распроданы под квартиры, там уже люди живут.

«ОЧЕНЬ ТРЕВОЖНО»

Порой простой человек не отличит, что перед ним – реставрация или качественный, но ремонт. Так почему памятники именно реставрируют – по специальным методикам, со специальными сертифицированными материалами, с выдачами лицензий? Зачем весь этот безумный сложный мир? Потому, что отличие есть. Хорошая копия картины Рембрандтом не станет. Культурное наследие – это та ценность, которая нам досталась от прошлого, и даже если мы можем сделать что-то очень похоже, наследием это не становится.

Олицетворением петербургской реставрации стала «степная баба» с Дома Бадаева.

Олицетворением петербургской реставрации стала «степная баба» с Дома Бадаева.

Фото: Александр ГЛУЗ

Когда работают действительно профессионалы, то и неспециалист видит, что это совершенно другая ковка, совершенно другая лепка. Это производит другое впечатление. Да, может быть, не с первого взгляда, может быт, интуитивно. Но все же это другая реальность.

Очень тревожно. Все специалисты говорят, что нужны срочные беспрецедентные меры, иначе при нашем количестве памятников и общем состоянии дел в государстве мы будем и дальше терять уникальные объекты и деградировать.

ДОСЛОВНО:

Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Санкт-Петербурга:

– По вопросу реставрации фасадов и восстановления барельефов (головы русалок) выявленного объекта культурного наследия «Дом Николаевых» сообщаем: в связи с неудовлетворительным состоянием фасадов мы неоднократно обращались в Жилищный комитет и администрацию Центрального района с просьбой включить объект в Региональную программу капремонта. Для этого администрация района запросила документы у управляющей компании «Управдом-Сервис №1». Но до настоящего времени они не предоставлены.

По факту утраты отделки фасада в МВД находится на рассмотрении заявление комитета от 4 мая 2018 года.

СКАЗАНО!

Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Санкт-Петербурга:

– Очевидно, что жилье в центре Петербурга, как правило, дорогое, а требования по обеспеченностью объектами социальной инфраструктуры – жесткие. Манипулирование статусом памятника – удобный и простой инструмент влияния на инвестора или собственника, поскольку тема сохранения наследия в городе вполне справедливо вызывает большой общественный резонанс.