Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+5°
Boom metrics
Общество7 ноября 2015 17:06

Шведские журналистки встретились с Эдвардом Сноуденом в Москве и расспросили его о личном

Текст вышел в газете «Дагенс Нюхетер», в нем не только интервью, но и личные заметки корреспондентки, добившейся вместе с коллегой встречи с бывшим сотрудником АНБ США
Шведские журналистки встретились с Эдвардом Сноуденом в Москве и расспросили его о личном

Шведские журналистки встретились с Эдвардом Сноуденом в Москве и расспросили его о личном

Фото: REUTERS

«Мы с фотографом Лоттой Хэрделин сидим в назначенном месте, где условились встретиться с контактным лицом, которое должно было проводить нас дальше. Мы прикидывали, не случилось ли чего. На протяжении нескольких месяцев мы обменивались мейлами с зашифрованными сообщениями через посредников и адвокатов. В конце концов определилась дата и было принято окончательное решение о том, что мы едем в Москву, а там получим инструкции, которым будем следовать. Теперь мы здесь, в приглушенной обстановке лобби русского отеля. Нет никакого резервного плана, мы чувствуем себя неуверенно, нервничаем. Последние недели, которые прошли под знаком мер безопасности, тревоги и необходимости общего контроля свелись сейчас к ожиданию, и тихому бессилию в сливочно белом кресле. Утром нам сказали, что в 12:45 надо быть в отеле, который нам указали на большой карте Москвы. Нам велели молча дать знать, что все понятно. И вот теперь мы боимся, что кивнули слишком рано.

– Ты уверена, что мы там, где нам показали?..

12:45 превратились в 13:00, в 13:25...

Может, мы сидим не в том месте?

Через какое-то время мы достаем карту и разыскиваем здания и отели, которые могли спутать с тем местом, где сейчас находимся. Мобильные телефоны мы согласно инструкциям оставили в своей гостинице, то же самое касалось нашего «контакта». Никто из нас не может связаться с другим, если что-то пойдет наперекосяк, и нет никакого «плана В».

В лобби полно российских военных. Мужчины с низким центром тяжести заходят в лифты и выходят из них, знаки отличия у них и на груди и во взгляде. Через некоторое время мы заказываем кофе и круассаны, чтобы попытаться вписаться в обстановку. Повсюду нам мерещится мистический гостиничный персонал и «ненастоящие» постояльцы. Словно мы попали фильм Роя Андерссона, где не понять, кто есть кто: то ли актеры являются статистами, то ли статисты актерами.

Женщина сидит и снимает, направив камеру в нашу сторону. Человек стоит у столба и подозрительно долго беседует по мобильному телефону. Мы смеемся и говорим друг другу, что мы параноики.

А потом вдруг появляется наш контакт. Поразительно, как же все меняется, когда мы, наконец, понимаем, что находимся на правильном месте, поразителен. Все вокруг вдруг начинает выглядеть совершенно естественным.

Исчезают и все опасения, что интервью отменят или что-то произойдет, будь то сломанная нога, желудочный грипп или проблема с визой.

Эдвард Сноуден открывает дверь. Я устраиваюсь на диване. Возникает странное ощущение, что сюда можно запросто заглянуть в любую среду и поговорить.

В реальности, конечно, все немного сложнее. (…) Дома, в США, он может быть приговорен к пожизненному заключению. Россия, которая первоначально была просто остановкой по пути на Кубу, остается до сих пор единственной страной, предоставившей ему убежище. То есть, она стала для него единственным безопасным местом в мире.

Эдвард Сноуден дал интервью шведскому изданию. Фото: Dagens Nyheter

Эдвард Сноуден дал интервью шведскому изданию. Фото: Dagens Nyheter

Два с половиной года прошло с тех пор. Эдвард Сноуден – тот, кто стал символом свободы слова, эта икона, лицо без тела, выступавшее на огромных экранах – принимает нас с обезоруживающей улыбкой и блокнотом в руке. Сразу спрашивает, что мы хотели бы поесть. И выглядит столь же расслабленным в своей черной рубашке и костюме-тройке, как человек, собравшийся на пробежку. Если у него появится желание.

– У вас все хорошо?

Он улыбается.

– Мне сложно говорить о жизни в России, поскольку, как я уже отмечал, все может быть использовано против меня теми, кто меня критикует дома. Если я произношу что-то хорошее о России - «вы знаете, это не ад», - то они заявляют «он влюбился в Кремль» или что-то подобное. Если я говорю нечто плохое, происходит то же самое, тогда они говорят: «Ох, ему это ненавистно в России, он там несчастен». В основном я стараюсь не затрагивать эту тему.

Я говорю ему, что слышала, как он живет в России - как «домашний кот» (взаперти — О.Д.):

– С другой стороны, конечно, вы могли бы существовать как «домашний кот» и на Гавайях, где вы жили раньше. Насколько ваша жизнь изменилась?

– Это добровольное затворничество, я всегда так жил. На Гавайях моя подруга иногда вытаскивала меня из дома в тот рай, который и в самом деле представляют из себя Гавайи. Но большую часть времени я провожу в собственных мыслях или в интернете. Я не такой человек, который должен покидать дом, чтобы куда-то отправиться. Я предпочитаю разговаривать или думать, планировать или создавать что-то. Люди разные, я вот именно так живу. Что удивительно: благодаря моему образу жизни, благодаря тому, что я столько времени провожу в интернете, я могу работать куда больше, чем раньше. И у меня больше влияния. Но понятно, что я дорого заплатил за это: я не могу вернуться домой.

– О чем, о ком вы больше всего скучаете?

– О своей семье. Как и большинство людей. Но я очень доволен выбором, который я сделал. Я могу встречаться с родными, когда они приезжают сюда навестить меня. Я могу общаться с кем угодно и где угодно. Я регулярно выступаю в самых престижных университетах Соединенных Штатов перед студентами, которых заботят все эти проблемы. Раньше люди, которые были вынуждены эмигрировать, утрачивали свое значение и свое влияние в политических дебатах. Поэтому изгнание было популярной стратегией, когда речь шла о борьбе с политическими диссидентами, независимо от того, касалось это Советского Союза, который депортировал неугодных писателей, или американских диссидентов на Кубе. Новые технологии все это изменили. Стратегия изгнания больше не работает. Это то, о чем я думаю, когда строю планы на будущее. Как я могу помочь активистам и диссидентам, тем, кому есть что сказать, кто хочет внести свой вклад? Снести эти стены и сказать, что не имеет никакого значения, где я нахожусь, что мой голос по-прежнему будет слышен в любом случае. Это нечто очень мощное, что начало угрожать правительствам.

29-го сентября в прошлом году Сноуден разместил свой первый пост в Твиттере: «Вы меня сейчас слышите?». И его услышали. За короткое время Эдвард Сноуден получил 1,5 млн читателей. (…) Он говорит, что самое важное сейчас в работе СМИ — то, что можно сразу же обнародовать информацию: «Вы можете взять историю и процитировать наиболее актуальное, обратить внимание на то, что упущено, или на то, что кто-то пытается исказить в глазах общественности. Можете выложить факты. Это очень ценно».

– Вы живете сейчас по американскому времени, или по Москве?

– Две ночи назад я не ложился до половины шестого, а пару дней назад улегся только в 9:30 утра, я много чем занимался в последние несколько месяцев, когда работал с такими организациями, как ACLU, американский Союз гражданских свобод. Почти все, что я делаю – а это мои контакты, моя работа — я делаю на английском языке, что мешает мне изучать русский. Но сложность в том, что это все происходит на восемь или десять часов позже. Когда меня просят что-то сказать в девять часов вечера в Соединенных Штатах, это четыре часа утра здесь, в России. Но я вообще-то сова. Здесь в это время тихо, не так много трафика. Легче жить.

Когда-то Эдвард Сноуден относился к числу тех, кто верил в Барака Обаму, который вышел на выборы с обещаниями перемен и ”самой прозрачной администрации”, который хвалил «разоблачителей», называя ”благородными” и ”мужественными”, который заявлял, что «не будет никакого прослушивания граждан, не подозреваемых в преступлениях, не будет слежки за теми, кто не сделали ничего дурного, кроме как выразил свой протест против «неправильной» войны, и не будет преступаться закон, когда он становится неудобен». С тех пор при поддержке специального закона он с новой силой начал охоту за утечками информации, в эпоху Обамы были были предъявлены обвинения в общей сложности восьми лицам – это намного больше, чем при любых других администрациях в истории США.

"Эдвард Сноуден – тот, кто стал символом свободы слова, эта икона, лицо без тела, выступавшее на огромных экранах" Фото: Dagens Nyheter

"Эдвард Сноуден – тот, кто стал символом свободы слова, эта икона, лицо без тела, выступавшее на огромных экранах" Фото: Dagens Nyheter

– Вы можете принимать участие в выборах?

Эдвард Сноуден смеется.

– Посмотрим! Во всяком случае, я попробую! Тут речь идет скорее о символической ценности. (…) Это не станет чем-то решающим, но не в этом дело. Суть в самом документе.

– Вы уже решили, за кого вы собираетесь голосовать?

– Нет, пока нет.

– Хиллари Клинтон, или Дональд Трамп?

– Ха-ха... Если... Нет, я говорить ничего не буду. Это чревато...

Я спрашиваю, смотрел ли Эдвард Сноуден предвыборные дебаты. Сенатор Берни Сандерс взял Эдварда Сноудена под защиту, заявив, что он сыграл важную роль в просвещении американского народа. А вот Хиллари Клинтон заявила, что он нарушил американский закон и украл важную информацию, которая ”попала в чужие руки”. То же самое утверждают критики Сноудена: документы могли попасть к русскими или китайцами, он должен был явиться домой в Соединенные Штаты и принять наказание за то, что совершил, а не жить в такой стране, как Россия, ставя себя в зависимость от Владимира Путина. Он должен был принять сражение на домашнем фронте, а не бежать. Сам же Эдвард Сноуден заявил, что он может точно сказать, сколько документов имел при себе, когда вылетел из Гонконга в Москву: ноль. Чтобы избежать рисков он к тому времени уже передал все материалы журналистам, которые и опубликовали разоблачения.

(...)

– Ты кажешься спокойным, но на самом деле не являешься таковым?

– Я думаю, что это реакция на стресс с моей стороны. Я не особо эмоционален, я не бываю очень зол и очень счастлив. И это касается многих «компьютерных людей». Знаете, стереотип в отношении «маленького аутистичного компьютерщика...»

– Который смотрит на твои ботинки вместо того, чтобы смотреть на свои, он такой экставерт...

– Ха-ха. Да, точно, точно. Хотя я не такой. У меня давно уже счастливо сложились личные отношения. Хотя все подруги, что у меня были, всякий раз, когда мы начинали спорить, говорили, что я эмоциональный робот. Потому что они расстраиваются, а я просто пытаюсь быть логичным и думаю: ”В чем проблема?”, ”Что я могу сделать, чтобы заставить ее чувствовать себя лучше?”, ”О нет, не плачь!” Вся моя профессиональная деятельность всегда была направлена на то, чтобы найти и исправить проблему. Но когда доходит до отношений между людьми... Они не компьютеры, не машины...

Я смеюсь. Говорю, что он не совсем безнадежен, учитывая, что он добился приезда своей девушки сюда, в Россию.

Он улыбается:

– Да..

Потом замолкает на минутку.

– Это было невероятно... что она не возненавидела меня навсегда. Она же ничего не знала. Она не могла знать.

– Она разозлилась?

– В общем-то она поняла, она сказала: «Вот почему я влюбилась в тебя». Но при этом она наверняка злилась. По веским причинам.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Эдвард Сноуден: Мы платим такие огромные суммы, чтобы выстрелить себе в ногу Бывший агент АНБ рассказал о методах работы американских спецслужб (подробности)